Люди справлялись там, где ломались роботы
Сергей Букрей, столяр цеха строительства и благоустройства МТЗ, был в числе ликвидаторов, которые в 1986-м работали на крыше четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС.
Он три года прослужил на флоте и немало удивился, когда почти через семь лет после этого, в первых числах мая 1986-го, снова получил повестку.
— Отправился в военкомат, но мне дали отсрочку до 10 июня. Пояснили, что пока набрали достаточное количество ребят. А зачем призвали, что случилось, никто не говорил, — вспоминает Сергей Николаевич. — Пришли за мной из военкомата ночью. Сказали взять вещи и на выход. В Марьиной Горке, куда нас привезли, сообщили, что создается батальон химической разведки, потому как произошла авария на ЧАЭС и наша задача — деактивация населенных пунктов. Про то, какие могут быть последствия, мы знали, но никто даже не думал «косить».
Маску можно было выжимать
Их батальон направили в городок, располагавшийся в десяти километрах от атомной электростанции. Они мыли крыши домов, стены в школе, срезали загрязненный слой грунта.
— Картина жуткая, — говорит Сергей Николаевич. — Вокруг желтый лес. Домашние животные по улицам бродят, а на дорогах, в магазинах, других зданиях — пустота. Ликвидаторам ходить можно было только в респираторах. Выбросов йода было столько, что когда снимали маску, ее можно было выкручивать из-за этого. Для защиты выдали спецробы — жесткие, неудобные. И очень жаркие! Казалось, все тело в целлофан завернуто, а ведь на дворе — лето.
Солдаты спали в палатках, землянках. Каждый день еду проверяли на радиацию. Когда было свободное время, выходили на реку, ловили рыбу. Ее, как и ягоды из леса, есть было нельзя, но для ликвидаторов это стало чем-то вроде отдыха, возможностью отвлечься.
— Конечно, опасное занятие, — продолжает мой собеседник. — На одном маленьком участке земли могло быть пять рентген, а сделаешь шаг в сторону — уже 200. Но мы тогда выполняли свой долг, работали тяжело, нам нужна была психологическая разрядка. Вот и рыбачили. Хотя даже в такие минуты не покидали мысли о случившемся, о том, с чем придется иметь дело после аварии. Даже 35 лет спустя это все болит. Наверное, еще сильнее, чем тогда.
На четвертом энергоблоке
В начале сентября приехали специалисты из Международного агентства по атомной энергии, проверяли батальон, делали замеры.
— К тому времени стало ясно, что работы по дезактивации населенного пункта — бесполезное дело, — вспоминает Сергей Николаевич. — Решили, что проще закрыть зараженную территорию и не пускать туда людей. А химразведку отправили на четвертый энергоблок. Оказалось, там роботы выходили из строя, не выполняли команд. Значит, лезть на крышу и сбрасывать оттуда графит нужно было людям. Времени на пребывание на крыше давалось 1 минута 48 секунд. Не дольше. Задержишься — все… Тебя унесут на носилках.
На территории, где расположился батальон, даже спать пришлось в респираторах. Для подготовки к важной миссии выдали листовой свинец, чтобы вырезать латы и сделать защитный костюм, который весил около 35 килограммов. По пять килограммов весили рукавицы. Еще дали прорезиненный халат, в котором было очень жарко.
— Все это на тебе, и все надо делать бегом, — рассказывает Сергей Букрей. — На крышу должен был подняться весь батальон по очереди. Если кто-то получил небольшую дозу облучения, то мог повторить этот подвиг и подняться во второй или третий раз, но одного было достаточно. Суммарно я провел на ЧАЭС месяц. К нам приезжали артисты. Была даже Алла Пугачева. Такой контраст: пустой город, желтый лес, а артисты поют о чем-то родном, теплом, далеком…
Жизнь после Чернобыля
Сергей Букрей вернулся домой 10 октября 1986 года и продолжил трудиться на тракторном заводе. Десять лет проработал в механосборочном цехе № 3, потом перешел в ЦСБ.
— О том, что на самом деле происходило на разрушенном энергоблоке, знал, но была команда помалкивать, — продолжает Сергей Николаевич. — Когда развалился Советский Союз и начали рассекречивать материалы, многое для меня не стало открытием. Думаю, тогда мы понимали, что избыток информации приведет к панике, а страшнее ее нет ничего. Удивляло только, что на тот момент появилось немало лжеликвидаторов. Люди, которые получили командировки в Чернобыль, но на место не явились, старались выбить себе такие же льготы, как у нас. Недостойное поведение понять сложно.
Он женился. Родились дети. Первое время за ними постоянно наблюдали врачи, отправляли в санатории. У Сергея Николаевича здоровье пошатнулось, с каждым годом работа на ЧАЭС все больше дает о себе знать. Болят кости, вены. Все хуже видят глаза.
— Из нашего батальона уже мало кто остался в живых, — говорит он. — Мы стараемся поддерживать связь. Ведь нам не нужны почести, награды. Просто чтобы про это не забывали. И не ради нас, а для будущих поколений.
Несмотря на все, что довелось пережить, ликвидатор уверен: Белорусская АЭС стране нужна. Только необходимо извлечь все уроки из прошлого и минимизировать влияние человеческого фактора.
— Атомных электростанций в мире много. И в умах людей они долго будут ассоциироваться с незаряженным ружьем на стене, которое раз в жизни может выстрелить, — рассуждает Сергей Николаевич. — Но если оборудование АЭС правильно эксплуатировать, добросовестно относиться ко всему с самого начала, думаю, не стоит опасаться мирного атома.
Фото Дениса Величкевича
